Большое время [= Необъятное время] - Фриц Лейбер

Общества проклятых.

Но иногда я задумываюсь, действительно ли наша память так хороша, как мы полагаем; что, если все прошлое было когда-то совершенно другим, чем мы помним, а мы забыли, что мы это забыли…

Как я уже говорила, созерцание Галереи навевает дурные мысли, и поэтому я сказала себе, «Возвращайся-ка к своему паршивому комендантику, детка» и мысленно дала себе крепкого пинка.

Эрих держал в руках зеленый кубок, на котором были нарисованы золотые – не то дельфины, не то космические корабли – и говорил:

– Как мне кажется, это доказывает, что этрусское искусство происходит от египетского. Согласен, Брюс?

Брюс, еще весь сияющий от общения с Лили, переспросил его:

– О чем ты говоришь, дружище?

Лицо Эриха стало мрачным, как Дверь, и я порадовалась, что гусары убрали свои сабли вместе с киверами, но, прежде чем он успел вспомнить свои немецкие ругательства, к нему подплыл Док, находившийся в такой стадии опьянения, что казался загипнотизированным трезвенником. Протянув руку, как марионетка, он изъял у Эриха чашу и сообщил:

– Прекрасный образец Средне-системного Венерианского искусства. Когда Эйгтайч завершил работу над ней, он сказал мне, что невозможно глядеть на нее и не ощутить, как над тобой плещутся волны Северо-Венерианского мелководья. Но после инверсии она, наверное, выглядела бы еще лучше.

Любопытно… Кто вы, юный офицер? Nichevo, – он аккуратно поставил чашу на ее полку и покатил дальше.

Дело в том, что Док наизусть знает все, что есть в Галерее, лучше любого из нас, он ведь старейший здешний житель. Другое дело, что он выбрал неудачное время для демонстрации своих познаний. Эрих порывался последовать за ним, но я его удержала:

– Спокойно, Kamerad, вспомни о перчатках и сахаре, – и он довольствовался тем, что пожаловался мне:

– Это «nichevo» звучит так уныло и безнадежно, ungeheuerlich. Я уже говорил тебе, Liebchen, что не следовало бы брать русских на работу к Паукам, даже в качестве Развлекателей.

Я улыбнулась ему и сжала его руку.

– Да, Док не очень-то нас здесь развлекает.

Он усмехнулся мне в ответ как-то по-овечьи, лицо его смягчилось, и в голубых глазах на мгновение вновь мелькнула нежность.

– Мне бы не надо все время так огрызаться на всех, но временами, Грета, я становлюсь просто брюзгливым старикашкой, – это не вполне соответствовало действительности, потому что ему тридцать три года и ни днем больше, хотя волосы у него почти совсем седые.

Наши голубки переместились тем временем еще на несколько шагов и почти уткнулись в экран Хирургии. Если бы мне пришлось выбирать место для того, чтобы скромненько, по-британски почмокаться, то о Хирургии я подумала бы в последнюю очередь. Но Лили, похоже, не разделяла моих предрассудков, хотя, помнится, как-то говорила, что ей пришлось повертеться в полевом госпитале Паукообразных до того, как ее перевели на Станцию.

Но у нее не могло быть ничего и отдаленно похожего на тот опыт, который я приобрела за свою короткую и неплодотворную карьеру в качестве медсестры у Пауков, когда у меня начались мои отвратительные кошмары, после того, как я плюхалась на пол, увидев, как доктор щелкает тумблером и существо, тяжко израненное, но тем не менее имеющее вполне человеческий облик, вдруг превращается в кучу странных сверкающих фруктов – уф, это воспоминание у меня всякий раз вызывает тошноту. И подумать только, мой дорогой папка мечтал, чтобы его Греточка стала доктором!

Ладно, чувствую, это меня заведет слишком далеко, и, в конце концов, вечеринка продолжается.

Док что-то очень быстро лопотал Сиду – и я только надеялась, что он не будет по своему обыкновению подражать крикам животных – звучит это очень неприятно, и как-то раз отдыхавшие здесь внеземляне были всерьез оскорблены.

Мод показывала Марку, как пляшут тустеп в 23 веке, а Бур сидел за роялем и импровизировал, стараясь попасть ей в такт.

Наконец глубокие успокаивающие звуки подействовали на нас; лицо Эриха прояснилось и он привлек меня к себе. И мне захотелось оторвать ноги от мозаичного пола, который мы не покрываем коврами, потому что большинству наших обожаемых внеземлян это не нравится, и я далеко откинулась на кушетку, ту, что возле рояля, обложила себя подушками и взяла новую порцию выпивки, а мой дружок-нацист собрался разрядить свою мировую скорбь через песню. Меня это не очень беспокоило, потому что его баритон вполне переносим.

И все было хорошо, и Хранитель работал вхолостую, просто поддерживая существование Станции, пришвартованной к космосу, без напряжения, разве что время от времени делая ленивый гребок. Временами уединенность Станции создает ощущение счастья и комфорта.

Бур поглядел на Эриха, который кивнул ему в ответ, и они запели ту песню, которую все мы знали, хотя мне так и не удалось выведать, откуда же она у нас появилась. На сей раз она заставила меня вспомнить о Лили, и я задумалась, почему бы это; и еще почему в традиции Восстановительных Станций называть новенькую Лили, хотя на сей раз оказалось, что это было ее истинное имя.

Ты стоишь в дверях вне пространства,Ветры Перемен дуют вокруг тебя,Но не касаются твоего лица;Ты улыбаешься и нежно шепчешь,«Добро пожаловать ко мне, отдыхающий;Операция кончена, заходиИ закрой за собой дверь.»

Глава 4

SOS ИЗ НИОТКУДА

Де Байаш, Фреска, миссис Кеммел кружились

Вокруг содрогающегося Медведя,

Расщепленные на атомы.

Элиот

Я вдруг осознала, что Эрих поет без аккомпанемента рояля, повернула голову и увидела, что Бур, Мод и Сид со всех ног несутся к контрольному дивану. На Главном Хранителе мигал зеленым индикатор экстренного вызова, и даже я мгновенно поняла, что это – сигнал бедствия; на секунду мне стало нехорошо. Когда Эрих дошел наконец до слова «Дверь», я мысленно дала себе хорошего пинка в зад (это иногда помогает), и мы рванулись к центру Станции. Марк бежал вместе с нами.

Мигание уже прекратилось к тому времени, когда мы подбежали, и Сид сказал, чтобы мы не шевелились, потому что наши тени ему мешают. Он вперился глазами в индикатор, а мы застыли, как статуи, пока он нежно шевелил ручки настройки, будто ласкал любимую.

Затем его рука метнулась к Малому Хранителю и тут же Станция погрузилась во мрак, столь же плотный, как тот, что царит в наших душах.

Все исчезло; я догадывалась, что Сид пытается раздуть зеленый огонек, которого мне было совершенно не видно, хотя глаза уже адаптировались к темноте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});